— Отвлеку, — кивнул Дуэ.

Для меня этот день переоткрывал мир Холмов заново. Дуэ затопал по камню, на котором стоял, выплясывая танец со странным ритмом. Я уже видел что-то похожее. Подобный танец любили демонстрировать мужчины во время праздника низин — в день, когда туман под холмами достигал самой нижней точки.

Оказывается, это был не просто местный танец. Этот топот имел чисто практическое значение. Я это чувствовал по самому ритму, а даже если бы и не чувствовал — это было очевидно. Почти все шупальца, нападающие на наш круг, поменяли угол атаки и сосредоточились на пятачке, на котором находился Дуэ.

— Вперед, — скомандовал Слепой, и мы рванули, Уно впереди, затем слепец и я, слегка замешкавшись, оказался в конце отряда. Теперь в конце.

Времени оборачиваться не было. Первые секунд десять не было времени даже на то, чтобы дышать. Я с усилием начал втягивать в себя воздух лишь потом, после начального рывка.

Оглянуться я не мог, но, пока я слышал топот ног, отплясывающих безумный танец праздника низин, я знал, что Дуэ еще отбивается.

Туман поднимался.

Колокол больше не звучал.

Топот последнего танца Дуэ, прикрывшего наш прорыв, затих, оборвался, позади.

Туман поднимался.

Но мы шли вперед. Низкая цепочка — хребет — из холмов, поднималась здесь достаточно высоко, чтобы оказаться чуть выше тумана даже в высоком сезоне.

Если бы дорога наша не была такой узкой, тут уже давно бы основали город. Но места для жилищ на тропе было слишком мало. Все камни со склонов столетиями поднимали наверх. Поднимали верхний путь, заваливали небольшие провалы, где-то даже засыпали землей. Кое-где, в низких местах, видны были даже следы кладки. А сверху еще наслоения камней, скрепленных, засыпанных землей. Это была самая приятная часть пути даже в низкие сезоны.

Тем более сегодня.

Никто не говорил. Не обсуждал гибель Дуэ.

В конце концов, мы все считай мертвы. Часом раньше, часом позже.

Все, кроме меня.

И справа, и слева под нами расстилался туман. Ничего, кроме тумана, лишь местами разбавляемого вершинами холмов, едва видными через марево. Совсем чистых участков вокруг нас считай и не было, кроме нашего хребта.

Я огляделся. Зрелище завораживало. Туман, туман и туман везде.

Лучше, чтобы он был везде, потому что те туманные холмы, которые еще не накрыло полностью, показывали, сколько в этом мире реально чудовищ. Туман, там, где было «помельче» шевелился. Непрерывная масса живого куда-то ползла, двигалась, перемещалась.

Несомненно, что в крупную клетку эти монстры едва воспринимали наше существование. Мысли о том, что чудовища собираются вокруг людей — стандартные эгоцентричные мысли человека — моментально улетучивались.

Эти чудовища могли задавить любой город за секунды, столько их было.

Туман был не только их защитой, но и их клеткой.

— Мост впереди, — спокойно произнес Уно, — но…

Пауза затянулась, но я и сам видел, о чем хотел сказать гвардеец.

— Туман, — уверенно откликнулся Слепой.

— Туман, — согласился гвардеец.

Сто метров тропы перед мостом застилал густой туман. Слишком густой даже после всего, что мы уже преодолели. Да и мост был поглощен туманом, почти полностью, опоры, которые мы должны были разрушить, просто тонули в нем.

И туман поднимался.

I. Глава 4. Неспящие в тумане

Большой валун не должен был зарасти мхом. Но он был замшелым вопреки солнцу -ему повезло спрятаться в тени единственного дерева на тропе, какого-то местного неубиваемого варианта дуба, с мощной корневой системой, пробивающей себе путь внутрь холмов, достающей до водоносных горизонтов.

Корни бугрились, крутились прямо в воздухе в тех местах, где камни не дали им пробиться вглубь, разрывали и ломали эти камни на куски, если им давался хоть малейший шанс. Глядя на этот дуб, можно было подумать, что весь холм находится здесь только для него, как горшок с землей существует только для того, чтобы вырастить в себе фикус.

Мох все равно периодически выгорал на солнце, ближе к закату валун попадал под прямые лучи, но мох на то и мох, чтобы отрастать снова и снова. Кислая почва заставляла мох оживать, заползать на валун опять, оставлять споры, которые прорастали при малейшем дожде, от утренней росы, от тепла солнца, пробивающегося сквозь густую листву дерева.

Валун был даже не зеленым, а скорее желто-бурым от слоев постоянно отмирающего и возрождающегося мха. Влажный климат мира холмов позволял мху выживать даже в этом, невыгодным для него месте. Внизу, в ложбинах между холмами, таким мхом, наверное, заросло вообще все.

Этот валун давным-давно кто-то сюда приволок. Сейчас уже было непонятно — валун поставили в тени дерева, или дерево посадили так, чтобы валун оказался в его тени. Эта пара слишком давно была вместе, чтобы сказать кто из них оказался здесь раньше. Может быть, какие-то путники давным-давно, когда времена и сезон позволяли, вообще сделали все одновременно. Прикопали желудь, прикатили валун. Прошли десятилетия, — валун хорошо утонул в каменистой почве вершины холма. Червям, мирным миниатюрным копиям монстров, понадобились эти десятилетия, чтобы подкопаться под камень, утопить его вглубь. Вечнозеленое дерево разбрасывало листья, они давали пищу червям, черви кормились и давали почву для мхов, лишайников, заодно затаскивая камень обратно вниз.

И теперь тяжелый валун врос в холм на окраине тропы, спрятался во мху, сделал вид, что был здесь всегда. Родился здесь. Не знал другого мира.

Мне бы его способность приспосабливаться.

Теперь не валун лежал у тропы, а тропа пролегала рядом с валуном.

Слепой наклонился, встал на одно колено у камня. Безжалостно содрал мох с макушки валуна, — меня аж передернуло оттого, как в мгновение оказалась уничтоженной работа мха за несколько лет. Ударил сталью о камень и прислушался.

Ударил еще и снова прислушался.

Я лично не слышал ничего. Даже шелеста листвы, не то, чтобы какого-то звона от камня. Понятно было, что Слепой пытается создать здесь миниатюрную версию колокола, но эффект был явно слабее.

Но, оказалось, Слепому хватило и этого.

— Тут есть пещера. Мне говорили, но надо было проверить. — Он указал на дуб. — Надо выворотить пару камней под корнем. Ее чувствовали и до меня, но никто не проверял, не было нужды. Вроде, ведет в ближней опоре моста. Там свежий обвал.

Пещера — это конечно Слепому напели. Когда мы оттащили камни, под корнем открылся крохотный лаз. Мне не хотелось засовывать туда даже голову, не то, чтобы залезать.

Слепой чувствовал нашу неуверенность:

— Вариантов нет. — Почему-то он повернулся назад, на тропу, по которой мы шли, прислушиваясь. — Мы не отсидимся здесь. Не туман, так что-нибудь другое.

Я впервые услышал неуверенность в голове слепца, когда он изучал тропу позади.

— Что — другое? — Даже гвардеец не понял земляка. Вслед за Слепым он посмотрел на тропу на гребне, но, насколько хватало взгляда — там ничего не было.

— Я не знаю, — Слепой указал на лаз. — Что-то чужое. Эта наш единственный путь, и время не ждет.

Мы как-то не планировали бродить в темноте, задача была добраться до моста засветло — или погибнуть пытаясь.

Как же я ненавижу темноту и пещеры. На этот раз все усугублялось теснотой.

Слепой продирался впереди, пробивал дорогу. Я залез вслед за ним, ужом ввинчиваясь в нору, то выдирая какие-то корни, которые висели со всех сторон, то — что случалось чаще — корни вырывали клочья моей одежды.

Уно позади замешкался, и лишь когда я забрался в лаз полностью, с ногами, крикнул нам вниз:

— Мне никак, не пролезу. — Уно действительно был здоровым, как и большинство гвардейцев города. Хлипким я себя не считал, но и в росте, и в габаритах уступал ему значительно.

— Прикрою. Проход слегка завалю обратно. Если туман позволит, свидимся.